30 мая в БКЗ "Октябрьский" пройдет юбилейный концерт Евгения Доги, посвященный его 70-летию. Догу причисляют к двадцати лучшим и самым исполняемым композиторам ХХ столетия. О его музыке говорят, что она сделала больше для сближения народов, чем усилия сотни дипломатов.
- Евгений Дмитриевич, что труднее всего давалось в жизни?
- Самая трудная задача - найти себя в себе. Я закончил консерваторию и не знал, что делать дальше. Понимал, что Бетховеном не буду никогда, а то, чему меня учили, не отвечает моим творческим запросам. Мне хотелось написать такую музыку, которой не было в мире. Это желание не покидает меня до сих пор.
- В России существует Закон об авторском праве. Однако многие композиторы говорят о том, что их права не защищены.
- Все очень просто. У нас есть Закон об авторском праве, но нет закона об интеллектуальной собственности. Где написано, что песня является собственностью? Еще когда я был в Верховном Совете Советского Союза, я разработал проект закона об интеллектуальной собственности, но он был заблокирован. Сегодня же этот закон даже не фигурирует в планах обсуждения. А без него никак нельзя. Интеллектуальный труд сегодня не защищен. Заинтересованы в отсутствии этого закона те, кто ворует интеллектуальную собственность.
- Вам часто приходится отстаивать право на свою музыку?
- Нет, сегодня бессмысленно этим заниматься. Мне одна компания за музыку к шести художественным картинам не заплатила ни рубля, и я не могу даже через суд доказать свою правоту. В России процветает коррупция. Чтобы твоя музыка звучала в эфире, надо платить.
- Помимо всем известной музыки к фильмам, вами написаны балеты, симфонии, 5 струнных квартетов, кантаты, мюзиклы, которые мало известны широкой публике. Это закономерно?
- При такой ситуации в стране это естественно, но не закономерно. Я часто слышу: не наш формат, надо что-нибудь повеселее, покороче. У нас самая веселая страна в мире. Одни прыганья и дешевые шоу. А я люблю, когда человек может покопаться в себе, когда есть повод пошевелить мозгами. И конечно, я не вписываюсь в современную обойму дельцов. В основном меня знают как автора вальса к кинофильму "Мой ласковый и нежный зверь". Жаль, у меня есть много другой, не менее интересной музыки. Если бы она звучала, я уверен, она нашла бы отклик и своего слушателя.
- Для восприятия классической музыки слушателя надо готовить. Всегда существовал небольшой процент истинных ценителей классики. И с каждым новым поколением он уменьшается. Это обратимый процесс?
- Это диагноз нашей стране. И касается не только музыки, а гуманитарного воспитания вообще, воспитания нравственного и интеллектуального. Музыку относят к второразрядному предмету в школе. Однако музыка обладает универсальными качествами: она открывает и корни кубические, и далекие миры, и миры в себе. Вот это не учитывается теми министрами, кто готовит образовательные программы. Попса сегодня - явление социальное. Винить одних музыкантов несправедливо.
- Вы давно стали независимым композитором. Как вам это удавалось в советское время?
- Я решился на этот шаг в 1971 году. С общепринятых позиций у меня никаких проблем не было, как не было и потом. Просто мне надоела зависимость. Я работал в Министерстве культуры и преподавал в музыкальном училище. И я понял, что эти занятия мне сильно мешают писать музыку. Я ушел на год в творческий отпуск, но знал, что не вернусь никогда. Хотя меня могли посадить в тюрьму или выслать на 101-й километр за тунеядство.
- Не жалеете, что сделали попытку пойти во власть?
- Я отказался добровольно от власти. Самая большая карьера, которую я могу сделать, - быть президентом своей музыки, а не страны. Музыканта со сцены провожают цветами, а министра пинком в одно место. И я не ошибся.
- Когда вам было легче заработать на кусок хлеба - в советское время или сейчас?
- Одинаково. Для меня ничего не поменялось. Я не могу отнести себя к состоятельным людям. Но и не нуждаюсь. У меня нет машины, нет дачи.
- Вас с полным правом называют первооткрывателем звезд. Среди них София Ротару, например. Вы чувствуете сейчас отдачу, поддержку с их стороны?
- Не чувствую, но, конечно, приятно, когда тебя помнят. Я не скажу, что мне все равно. Ротару не собиралась быть эстрадной певицей, училась на дирижерско-хоровом отделении. Она спела мою песню "Белый город" на фестивале "Золотой Орфей". Я отстоял ее кандидатуру. Мне навязывали другую певицу, Свету Рязанову.
- Говорят, что Ротару поет только под фонограмму.
- Она не спела ни одной живой ноты с 1971 года. И не только она. У нас вся эстрада фанерная. Но есть прекрасные исключения: Кобзон может петь круглые сутки живьем.
- А вам важно, под фонограмму поют ваши песни или вживую?
- На моих концертах мои исполнители поют только вживую! У меня фанеры не бывает. Я подбираю исполнителей по трем главным принципам: талантливые, молодые, красивые. И только певицы, я не люблю исполнителей. Хотя у меня пели и Иосиф Кобзон, и Леонид Серебренников. Просто я чувствую больше женский голос: он мне ближе, созвучнее, мне лучше удается писать для женщин.
- Режиссеры обычно объясняют на пальцах, что им нужно: здесь потише, здесь побыстрее. Кто из режиссеров говорил с вами на одном профессиональном языке?
- Они все говорят на своем языке, поэтому приходилось всегда находить компромисс, золотую середину, чтобы идея режиссера становилась моей. Иначе невозможно. Это происходило не всегда гладко, но всегда результативно. Например, с Эмилем Лотяну была каторга, а не работа. Мы вместе сделали фильмы: "Табор уходит в небо", "Анна Павлова", "Мой ласковый и нежный зверь". С Лотяну у нас почти каждая встреча заканчивалась скандалом. Он мог наговорить много обидных вещей, а выходя, так стукнуть дверью, что она чуть не слетала с петель. Режиссер является хорошим поводом для поисков и хорошим помощником для находок.
- Как сформулировал перед вами задачу режиссер Лотяну в работе над картиной "Табор уходит в небо"?
- Нужна гениальная музыка. Задача у нас была общая - изучить цыганский мир, неведомый нам обоим. Все представления, которые мы о нем имели до того, рухнули. Нам нужна была такая музыка, которая бы воспринималась всеми цыганами, где бы они ни жили, и зрителями любой национальности. Оказалось, что московские цыгане поделены на враждующие между собой кланы, и каждый хочет представлять в единственном числе цыганскую культуру. Пришлось от каждого клана пригласить по представителю, и им ничего не оставалось делать, как смириться. Настоящие цыгане создавали лишь необходимую краску, а все остальное делал профессиональный хор Минина. Этот опыт послужил примером для последующих картин.
Про меня говорят: вы уже закончили свою карьеру, все знаете, - а я все еще чувствую себя учеником. У ученика есть перспектива. Если я уже написал свое лучшее произведение и ответил на все вопросы, тогда какого черта продолжать писать дальше? А я еще хочу писать музыку.
// Беседовала Елена СЕРОВА
Невское время
1997-2017 (c) Eugen Doga. All rights reserved.