Eşti aici

Кантата для Ильича. Трибуна. 8.06.2004

 В юности Евгений Дога жил в подвале кишиневской коммуналки. Соседей - 32 человека. Мама - в прошлом крестьянка, папа - почтальон, но сына отдали учиться на виолончели. Педагог-итальянец сделал из него виртуоза. Но... сырые стены подвала подорвали здоровье юного Доги. Паралич руки - и конец мечтам о карьере инструменталиста. И тогда он стал композитором. Вопреки себе. Вопреки всем. Вот так -вопреки - Евгений Дога живет и сегодня. За плечами - балеты, симфонии, музыка к 200 фильмам, в том числе и знаменитый вальс из кинокартины "Мой ласковый и нежный зверь", объявленный американской Академией наук шедевром XX века.

 

- Евгений Дмитриевич, вы известны своими резкими взглядами и суждениями. Но недавно наткнулась на совсем уж ваше радикальное заявление: "Библия - это не та книга, которую мне хотелось бы перечитывать..." Скажите честно, это сознательный эпатаж?
- Нет, я совершенно искренен. Я понимаю, если бы Библию написал Бог, я бы тогда склонил голову. Но эту книгу писали люди. Такие же, как мы с вами. Почему я им должен верить? Есть вещи, которые меня притягивают, изменяют к лучшему. А есть вещи, к которым я отношусь равнодушно, потому что не меняюсь при прикосновении с ними. Тогда зачем они мне?
А что до Бога, то он несправедлив. Он прекрасно придумал - молодость, что есть лучше? Зачем же понадобилось старить ее? Бог дает жизнь, потом отнимает. Зачем? Дает много наклонностей. А жизнь - одну.
- А вы хотели бы жить вечно?
- Я хотел бы сам решать, сколько мне жить. Не успеваю реализоваться. Хотел бы заниматься концертами, большими оркестрами, с массой народа. Но где взять еще несколько жизней на это? Конечно, можно шлепать шлягеры направо и налево, выступать под фанеру... Но это такая фигня...
- А правда, что вы были первым, кто выступил в прессе с разоблачением "фанерщиков"?
- Правда. Тогда вышла не очень красивая история: я назвал в качестве примера Софию Ротару. Она действительно начала первая "фанерить". Но за ней пошли все остальные. В общем, та публикация нас рассорила. Я очень сожалею об этом.
- Если вы завтра напишете хорошую песню, кому ее отдадите?
- Я больше не пишу песен. Вот чего добились "фанерщики". Пишу симфонии, балеты. Их, правда, не ставят...
- Почему? Вы в опале?
- Нет, я никогда не был в опале. Вообще не ссорюсь с властью. Это не означает, что я с ней согласен. Но я служу времени. Это все же лучше, чем служить власти. Власть меняется, а время остается. Я служу своему поколению. Когда-то я написал кантату о Ленине, к его 100-летию. И, поверьте, писал ее честно, потому что меня учили верить в ленинизм.
- Если закажут кантату о Путине, напишите?
- Нет.
- Почему?
- Потому что мы все теперь изменились, Мы тогда были однозначными. Сейчас уже полизначные. Сегодня хватает и песен соответствующих, и картин, и скульптур... Синдром Церетели. Чистейшая конъюнктура.
- Знаю, вы недавно написали симфонию в память о Гейдаре Алиеве. Это что - конъюнктура или искренняя убежденность?
- Обычный заказ. Меня пригласили на азербайджанскую студию писать музыку к фильму о Гейдаре Алиеве. Дали срок - десять дней. Я ответил: с удовольствием, но за десять дней это невозможно. Пришла целая бригада гонцов: а если мы хорошо заплатим? Я говорю: да хоть золотом, это просто физически невозможно. Кстати, к фильму уже была написана музыка прекрасным, очень известным азербайджанским композитором. Просто она не подошла. Я выторговал себе месяц. Сам в панике думал: что я за 30 дней-то напишу?! А сочинил за... десять дней. Я очень люблю свою работу. Когда музыку приложили к картинке, эффект получился ошеломляющий: полное попадание!
- Ленин, Алиев, Колчак... У вас каждый человек ассоциируется с мелодией?
- Сначала я думаю о какой-то теме, потом в голове возникает образ, а затем рождается мелодия. Когда я писал фантазию на тему "Гори, гори, моя звезда", в мозгу почему-то рисовался Байкал. Когда романс на стихи Тютчева писал, перед глазами был зал с колоннами и сотни танцующих пар. Я сочиняю музыку из реальности.
- А из какой реальности явился волшебный вальс к фильму "Мой ласковый и нежный зверь"?
- А куда мне было деться, если мы с режиссером фильма Эмилем Лотяну сформулировали задачу во вторник, на среду уже была назначена запись вальса с оркестром, а в четверг первый съемочный день. В 11 часов вечера ко мне в гостиницу вваливается Эмиль: "Где вальс?" А у меня в голове одно: кто меня за язык дергал, что нужен вальс? Как вообще после Штрауса что-то можно писать в этом жанре? Еле-еле успокоил себя: раз ты профессионал - должен знать, как это делается. И стал перебирать разбросанные на полу старые эскизы, наброски, проигрывал их перед Лотяну. И когда сыграл тему, легшую потом в основу вальса, мы с Лотяну оба поняли: это то, что надо. Лотяну ушел, а к утру уже была готова вся партитура, с прописанными голосами. Когда оркестр сыграл вальс в первый раз, музыканты принялись мне аплодировать, постукивая смычками. После вальса я ничего не мог писать в эту картину ровно полгода. Ну что могло стать рядом с ним? Я искал чего-то совершенно другого. Это гении выстреливают один-два раза – и дальше все глохнет. А профессионал все время ковыряется... И однажды новая тема меня настигла по дороге в магазин, я вернулся с полпути... Это была не мелодия, вовсе нет. Пришло состояние. Я достиг своей точки кипения, и музыка к "Зверю" была дописана.
- Какие у вас были отношения с Лотяну?
- Царство ему небесное, он сыграл огромную роль в моей жизни. Мы друзьями никогда не были. Я о нем ничего не знаю, потому что... знаю все. И он обо мне тоже ничего не знал, потому что все знал. Мы никогда, кроме творчества, ничего не обсуждали. Это было правило, которое мы негласно для себя установили.
- Как вы считаете, и "Табор" и "Зверь" Лотяну получились потому, что он на обеих картинах был влюблен в главных героинь - сначала в Светлану Тому, потом в Галину Беляеву?
- Сказки все это! Зачем творческому человеку нужен фильм или музыка, если он влюблен? Или зачем ему женщина, если у него есть фильм?
- То есть одно заменяет другое?
- Нет, просто творчество и женщины друг друга не терпят.
- Фильмы Лотяну очень пострадали от цензуры? Помнится, в картине "Табор уходит в небо" была не свойственная для советских экранов эротическая сцена?
- Да ну, что это за эрос... Я бы на него не клюнул. Хотя на партком Лотяну вызывали. Но больше всего проблем было с цыганами, они посчитали, что их
искусством должны заниматься только они сами, а не какие-то там молдаване... Мы с Лотяну им тогда ответили: цыгане делают цыганщину, а мы сделаем из этого классику, потому что по-другому не умеем. На фильм "Мой ласковый и нежный зверь" тоже была критика очень недобрая. Тогда нам с Лотяну уже говорили: "Как это так - молдаване и вдруг Чехов..."
- Вы и сегодня живете в Москве. Часто указывают на национальность?
- Все время. Когда меня объявляют: "молдавский композитор", я завожусь. Говорю: а почему вы не объявляете "еврейский композитор Фельцман"?! Ненавижу, когда меня погружают в национальные штанишки. Лопнут они, не влезу я в них! Я же не виноват, что я больше, чем метка на карте под названием "Молдавия"!
- А вы довольны своим статусом?
- Как можно им быть довольным, если я - бывший депутат Верховного Совета четырех созывов, по сей день работающий композитор, не могу оформить пенсию?! Мне говорят: "Почему в вашей трудовой книжке нет каких-то отметок?" А я откуда знаю, почему? Я знаю только одно: масса вещей может не появиться на свет, если я буду голодный.
- А художник, говорят, и должен быть голодный.
- Голодным, но не униженным. Потому что когда ты выходишь на сцену, и тебе тысячи людей аплодируют, ты не можешь быть одет плохо. Не потому, что ты должен выпендриваться, а потому, что обязан соответствовать духовному имиджу, которым ты наделен. Вот о каком унижении речь.
- Вы мизантроп?
- Я всегда борюсь с одиночеством для того, чтобы прийти к обществу. Но я борюсь с обществом, чтобы прийти к одиночеству.
- Говорят, те, кто не любит людей, обожают собак...
- (Лицо Евгения Дмитриевича расплывается в широкой улыбке.) Вы угадали. У меня был песик - Джой - помесь лайки с балалайкой. Я написал о нем 9 новелл. Он погиб на боевом посту - защищая мой дом от грабителей. Эти подонки жутко избили его. Он жил еще три дня. Вечером я сидел за роялем, гляжу, он подошел к окну и смотрит на меня. Я обрадовался: выздоровел. Выглянул к нему - а он умирает. Попрощаться приходил. А кот, с которым у Джоя всегда были сложные отношения, сидит и лижет его раны... Разве люди на такое способны?
- Если бы от вас зависело все, что бы вы изменили в нашей жизни?
- Я бы по нескольким направлениям поступил радикально. Потому что террористы - это не те, кто с автоматами. А те, кто в телевизоре насаждают бездуховность. Все эти "фабрики звезд", внушающие, что не надо учиться. Вот такой духовный терроризм более страшен.
- Если воспользоваться музыкальной терминологией, то как бы вы охарактеризовали наше время? Какофонией?
- Какофонией это вряд ли можно назвать. Потому что какофония – неорганизованный набор звуков. А то, что происходит сегодня, очень хорошо организовано, в том-то и весь ужас. Наша страна - расстроенный рояль. И заметьте: отменной марки рояль. И нужен хороший настройщик. Очень нужен.

 

Источник: Трибуна (Москва) Дата выпуска: 08.06.2004 Номер выпуска: 100 Автор: Беседовала Илона ЕГИАЗАРОВА

1997-2017 (c) Eugen Doga. All rights reserved.