Евгений Дога «Меня притягивает все доброе, а на зло и на злых людей у меня страшная аллергия». 28.09.2007

«Сейчас много здоровой молодежи, и я надеюсь, что когда-нибудь все-таки она возьмет в свои руки эти рычаги, эти кнопки радио и телевидения, дай Бог ей силы, и тогда люди смогут оглянуться и услышать, что есть еще какие-то другие звуки, кроме самых примитивных». Елена Черникова беседует с композитором Евгением Догой.

Елена Черникова: Евгений Дмитриевич, все, естественно, воспринимают вальс из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь» как вашу визитную карточку. А скажите, не затмевают ли вальс Хачатуряна из «Маскарада», вальс Овчинникова из кинофильма «Война и мир», вот эти великие вальсы все остальное творчество композитора? У вас нет ощущения, что этот вальс уже больше вас?

Евгений Дога: Эта проблема занимала не только Хачатуряна, или Овчинникова, или Штрауса, в конце концов, бедного Штрауса, который написал сотни вальсов. У меня их тоже много – более шестидесяти. В России две с половиной тысячи композиторов, и если бы каждый имел по одному вальсу или по одной полечке, то вся страна слушала бы круглые сутки хорошую музыку.

Елена Черникова: У вас этот вальс родился мгновенно или была какая-то история, с ним связанная? Поскольку мы о нем заговорили, а у вас их еще шестьдесят, ваше отношение к этому вальсу и к остальным вашим вальсам?

Евгений Дога: Я думаю, что они все одинаково хороши, просто именно этот, к великому сожалению, как сейчас принято говорить, раскрутили. Ведь я на радио не новичок, (как и вообще в этой жизни), поэтому я знаю, что раньше этого не было. Сейчас раскрутка, притом анонимная раскрутка. Слава Богу, что иногда кто-то знает, что это вальс Доги и, может быть, даже так его и называют, но чаще понятия не имеют, что это. Вот недавно была премьера фильма выдающегося русского режиссера Станислава Говорухина. Я смотрел, кого фотографируют молодые фотографы, папарацци. А они снимают тех, которые мелькают каждый день в телевизоре, за плечами у которых пусто. Я не говорю про себя, но там со мной стояли выдающиеся личности, например, там была Ирина Скобцева. Это же история русского кино! Но на нее никто из этих репортеров и журналистов даже не обратил внимания. Они попросту ее не знают, да и откуда им знать?

Вот так же и с музыкой, к великому сожалению. Вот раскрутили вальс – слава Богу, я им признателен, что известен хотя бы один из шестидесяти моих вальсов. Мне было очень приятно узнать, что на Венском балу в Москве, куда я был приглашен гостем, исполнили один из моих вальсов, хотя там уже более ста лет исполняется только один Штраус. Для меня это был сюрприз. И моя музыка звучала очень достойно и очень красиво.

Елена Черникова: А вы сами любите танцевать?

Евгений Дога: Да, я люблю танцевать и вальс я танцую очень красиво. Вообще, если я что-то делаю, то я люблю это делать достойно. Так меня воспитали.

Елена Черникова: А кого вы считаете своими воспитателями, в первую очередь? У кого-то родители, у кого-то бабушка с дедушкой повлияли на судьбу.

Евгений Дога: У меня этого не было. Я думаю, что меня воспитала окружающая среда. Ведь воспитание и специальность идут по разным путям, хотя специальность – это как набивка на канве, а канва у меня была очень хорошая, потому что я с детства слушал музыку, прекрасные духовые оркестры, прекрасные народные оркестры. У меня в семье музыкантов не было, но музыка меня всегда привлекала. Вероятно, что-то передалось от предков, потому что среди них были и музыканты, и художники, и служители Церкви. Я очень хорошо знаю свое родовое древо. Должно быть духовное начало, а дальше идет специализация. Но вот если бы меня научили рисовать, я уверен, что кроме кошки и зайца, которых я рисую до сих пор, я бы нарисовал еще какого-нибудь волка, - и все.

Елена Черникова: Евгений Дмитриевич, вы рано выбрали свой путь и стали чрезвычайно известным и очень любимым композитором. Ваша солнечная, лучезарная музыка из фильмов знакома большим и маленьким зрителям.

Евгений Дога: Есть очень известный мультфильм «Мария, Мирабелла». Я написал для него музыку, и дети ее очень любят. Даже когда они становятся взрослыми и уже имеют своих детей, они все помнят «Марию, Мирабеллу». Меня очень заинтересовала тайна памяти. Ведь есть очень хорошие картины, которые, к великому сожалению, люди не запоминают. Есть какая-то доля загадки и в самом названии фильма. Режиссер Ион Попеску Гопо, который делал эту картину, очень долго раздумывал над тем, как назвать картину, и сначала ее название звучало как «Девушка добрая, девушка злая» – была такая сказка. Я попросил придумать другое название, а он и сам, видимо, вынашивал такую идею, и была уже какая-то конкретная форма. Вдруг он говорит: «Мария, Мирабелла», и оказалось, что это самое что ни на есть подходящее. Мне легко было писать музыку - и с чисто музыковедческой стороны, и для восприятия, для запоминания это очень легко, да и зачем нам «девушка злая»? А для контраста, для драматургии это нужно обязательно, потому что в борьбе добрых и злых сил побеждает добро.

Елена Черникова: Это в сюжете, но не обязательно в названии?

Евгений Дога: Но и в сюжете не было такого. Я говорю, давай сделаем все-таки, чтобы обе девушки были хорошие. Так и получилось. Он в первый день промолчал, но я попробовал, и он убедился сам, что можно и без конфликтной ситуации сделать фильм с хорошей музыкой. Получился хороший музыкальный ряд из красивых-красивых номеров. Мне очень нравится эта работа, именно потому, что я сам себя убедил, что не форма определяет произведение, а все-таки содержание или замысел.

Меня абсолютно не устраивает сегодняшнее состояние музыкальной культуры в нашей стране. Где симфоническая музыка? Как ее получить? Вот лежат у меня симфонии, три балета – и где я их могу записать? Кто мне их запишет бесплатно? Государство не хочет этого делать. И что? Как мы будем воспитывать это поколение? Сплошная реклама, сплошное бум-бум-бум вместо музыки. И ведь всю эту попсу можно слушать только с противогазом. Я абсолютно не склонен к тому, чтобы набрасываться на наше молодое поколение с укорами: оно не виновато, оно такое, каким его кто-то готовит.

Елена Черникова: Но поколение не однородно, надо ради справедливости заметить, потому что есть потрясающие дети, и это все зависит от взрослых, которые занимаются со своими детьми и делают это вовремя.

Евгений Дога: У меня есть детский мюзикл. Он шел в Праге, в Белграде, а сейчас мы предполагаем поставить его в Москве. К детской музыке, вообще к детским образам я вообще специально не обращаюсь, но только сейчас заметил, что у меня, оказывается, охвачены почти все жанры, и очень много детской музыки, во всяком случае, масса концертных программ, особенно в этом году, когда в Молдавии объявлен Год Доги. Я, кстати, в Москве этого нет, но здесь больше концертов, чем в Молдавии, где все объявлено. Жаль, что не все напечатано из того, что написано для детей, хотя это все можно собрать воедино. Очень много детской музыки издано в Петербурге: и инструментальной, и для виолончели, для фортепиано, и для скрипки, и для ансамбля скрипачей, и для детишек, которые еле-еле скрипят. Я иногда даже так и называл эти упражнения :«скрипунелла».

Елена Черникова: Для начинающих, видимо, - для пятилетних.

Евгений Дога: Да. Мне жалко расставаться с детством, вернее, с тем состоянием, которое присуще детству, но которое должно сопровождать человека всю жизнь. Ведь у человека, который чувствует это состояние, есть перспектива роста во всем. Например, «Поляна» – из этой серии, она написана именно в таком состоянии. Сама картина, к сожалению, еще не вышла на экраны, но я очень люблю эту музыку, потому что она добрая. Дети добрые. Это мы их потом делаем плохими. Меня притягивает все доброе, а на зло и на злых людей у меня страшная аллергия, поэтому и на плохую музыку аллергия.

Елена Черникова: Евгений Дмитриевич, я заметила, что вы свою музыку любите. Она действительно рождает хорошее настроение, добрые чувства, вызывает улыбку.

Евгений Дога: Я часто смотрю с сожалением на людей, которые не понимают, где можно найти источник хорошего состояния духа и вообще хорошего настроения. Ведь в музыке, в литературе, вообще в искусстве столько энергии, столько еще неизведанных ощущений, эмоций, сил, возможностей, что просто поражаешься, что все это сводится к одному «бум-бум-бум» и к бутылке пива. Это просто ужасно. Я, например, получаю огромнейшую энергию от своего собственного творчества. Часто спрашивают: «Что такое вдохновение?». А вдохновение – это, во-первых, самозарядное состояние, как в динамо-машине: появилась первая искорка где-нибудь, какая-то фраза, две нотки – и они уже должны тебя зажигать. Ты должен даже любить вот эти две ноты, а если ты их не любишь, то не ходи к этому, даже вообще не занимайся этим делом. Это все равно как в гости не надо ходить, если не любишь этого человека, чтобы не портить настроение другим и самому себе.

Сложность выбирается в зависимости от задачи. Я не пишу специально сложную или простую музыку. Я пишу музыку, которую я чувствую. Если у меня состояние соответствующее, я естественно, ищу те аккорды, которые мне нужны, но кому это интересно, какие там аккорды? Меня интересует, какая там мысль и как она реализована. Я думаю, что Бетховен мог быстро найти что-то подобное, у него все было в полном порядке с нотами и с аккордами, и он из двух нот мог сделать такое, что вошел в историю. Дай Бог мне найти такие две ноты.

Почему не звучит моя музыка, и не только моя, но и моих коллег? Ведь мое поколение шестидесятников просто отключено, как будто кто-то взял и отключил рубильник, а вместо этого включил очень яркую «бум-бум-бум-бум». Но невозможно человеку все время слушать этот грохот по черепу. Мы тратим страшно много денег на лечение, на воспитание, но как воспитывать при такой музыкальной политике?

Я – музыкант, и не хочу набрасываться на какую-то другую струну, которая меня не касается, но я живу той жизнью, которой живут и все остальные, и не понимаю, почему мы хотим сейчас, простите меня, превратить женщину просто в какую-то биологическую единицу. Можно было бы понять, если бы два миллиона беспризорных детей были пристроены, вылечены и обучены, и из них сделали бы прекрасных детей. А когда у нас они лежат на вокзалах? Их там полно, и о них никто не заботится, разве что милиция. Прихватит их, запрет в бомжатник, а потом отпустит. Но это же не дело. Друзья, я не понимаю. Я тоже был четыре раза в этом Верховном Совете, но и там ничего не решалось.

Я не знаю, каким образом можно проникнуть на серьезные каналы радио и ТВ. У меня это никак не получается. Я знаю эти каналы, я часто слушаю музыку. Никто у меня не спрашивает, хотя у меня масса произведений – пять оркестровых сюит, которые исполнялись и у нас в стране, и за рубежом. Но это исполнится - и все, никто не записывает, никто не передает. У меня масса другой музыки. Все, что известно кому-то, я все это хитрыми способами умудряюсь за счет кино писать. Пишу им симфонии, а они думают, что это музыка кино, и такие вещи проходят. И я не вижу другого способа услышать свою музыку в серьезных жанрах. Песни я вообще перестал писать, потому что они никому не нужны. Те, которые я хочу писать, не имеют спроса и не передаются, диска с песнями у меня тоже нет. Соревноваться с попсой я не хочу, и не потому что это плохо – пусть молодежь резвится, это нормально, но надо, чтобы одно не подменяло другое.

Сейчас много здоровой молодежи, и я надеюсь, когда-нибудь все-таки она возьмет в свои руки эти рычаги, эти кнопки радио и телевидения, дай Бог ей силы, и тогда люди смогут оглянуться и услышать, что есть еще какие-то другие звуки, кроме самых примитивных.

Автор - Елена Черникова